Михаил Горбаневский. Географические названия нужно уважать

Текст: Катерина Беленкина /в сокращении/

Географические названия, будучи в первую очередь инструментом навигации, надолго укореняются в памяти. До сих пор можно услышать из уст представителей старших поколений: улица Горького, площадь Ногина, город Жданов и многое другое. Доктор филологических наук, председатель правления Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам Михаил Горбаневский рассказал о том, как именно происходило массовое возвращение географических названий в конце 80-х — начале 90-х годов.

--

- Кем и когда впервые была поднята тема возвращения исторических названий?

- Обсуждение восстановления исторических названий началось фактически с перестройкой. В средствах массовой информации начали робко появляться первые публикации на тему того, что нас окружают такие географические названия, которые, прежде всего, неудобны в произношении и использовании. Например, что такое «улица 26 Бакинских Комиссаров»?! Понятно, что в устной речи их стянули до «Бакинских Комиссаров» или вопроса в автобусе: «Вы на Комиссарах выходите?». Но многокомпонентные сочетания не могут успешно выполнять функцию географических названий. Потому что основная функция названия, конечно же, адресная — своеобразная визитная карточка, а вторая функция тезаурусная, или кумулятивная. Она накапливает опыт поколений, сведения историко-культурного характера, хранит ассоциативный фон, связанный как с историей, так и со старинными словами, вышедшими из употребления. С этой точки зрения названия являются не менее ценными памятниками истории, культуры, языка, географии, чем памятники археологические, литературные, архитектурные или изобразительные.

Как и археологические памятники, названия очень часто имеют несколько слоёв, иногда они видоизменённые. Например, Лубянка — это не московское название, оно было перенесено из Великого Новгорода, где существовала улица Лубяница. Это произошло после присоединения Новгорода и Пскова к Москве, когда московские цари повелели переселить сюда около двухсот семей крупных новгородских бояр, чтобы лишить новгородскую землю оппозиции Кремлю и изъять очаг «диссидентства». Их поселили в Москве в районе Пушечного двора, там, где сейчас здание «Детского мира». А любые переселенцы очень часто в память о родных местах приносили с собой географические названия: например, на карте Америки несколько Санкт-Петербургов и топонимов Одесса и Москва. Поэтому, когда новгородцы переехали сюда, они сами назвали улицу Лубяница, но москвичи в устной речи переделали новгородское название в более привычный для них вид — Лубянка (как Стромынка, Ильинка, Варварка).

И вот пришёл Горбачев, началась перестройка, и появилась возможность сначала об этих топонимических темах публично говорить.

- Какие выдвигались аргументы в пользу переименований, кроме трудности в произношении?

- Вот вам пример. Метростроевская-Остоженка. Оба названия состоят из одного компонента и поэтому произносятся одинаково удобно. Но только одно из них закрывает другое, как слой на древней иконе. Названием «Метростроевская» было «записано» старинное, существовавшее с XVII века название «Остоженка» (здесь недалеко был государев конюший двор, и Остожье — это место со стогами сена, впоследствии народная память привела к тому, что улица, возникшая здесь, получила название Остоженка). И вот это уникальное для Москвы, для русской речи наименование «записано» безликим названием Метростроевская. Никто не отвергает роль Метростроя в жизни столицы. Но строительство этого участка метро так называемым открытым способом — не повод для того, чтобы старинное название, редкое, являющееся памятником русского языка и исторической географии Москвы, заменить и «записать».

Была ещё одна важная тема для обсуждений — то, что я впоследствии называл топонимическим чертополохом, сорняком. В советское время (до 1917 года этого почти не было) на карте Москвы появилось довольно много номерных названий, как, например, 1-я и 2-я улица Бебеля (я уж молчу о том, что Август Бебель, деятель немецкой социал-демократии, в Москве ни разу не бывал). Одним из ярких примеров топонимического чертополоха является улица 8 Марта. В Москве в районе Динамо существовало четыре улицы 8 Марта. Классическим примером топонимического чертополоха является 4-я улица 8 Марта. Вслушайтесь. Я уже не говорю о противоречивой истории самого праздника 8 Марта…

Ещё одной ошибкой в топонимике городов являлось некорректное увековечивание памяти известных людей. Например, в случае с поэтом М.Ю. Лермонтовым: он родился в 1814 году недалеко от Красных Ворот, и это сыграло определённую роль при переименовании площади Красных Ворот в 1941 году и станции метро в 1962 году в «Лермонтовскую»; а вот Лев Толстой жил в Хамовниках в Долгом Хамовническом переулке, а не на улице Льва Толстого. Вот такие замещения исторических названий улиц и площадей совершенно некорректны.

- А как и когда создавалась комиссия, отвечающая за географические названия?

- Такая комиссия давно существовала в структуре исполнительной власти в Москве, но её деятельность за редким исключением была весьма формальной. Причём надо сказать, что исторический опыт у этой комиссии был неплохой. Она была учреждена после октябрьского переворота 1917 года. В начале XX века возникла такая ситуация: чтобы Москва развивалась как большой город и сложная структура, в том числе экономическая, нужно было провести некоторое упорядочивание системы географических названий, которая до 1917 года достаточно стихийно складывалась. Названия улиц в Москве, например, нередко дублировали друг друга, поскольку были связаны с наименованиями православных храмов. И в силу популярности того или иного святого, св. Николая к примеру, или в силу особого почитания икон Божьей Матери на карте города они повторялись и отчасти затрудняли ориентирование. Для того чтобы город функционировал, нужно было устранить эту одноимённость. В июне 1921 года президиум Моссовета издал специальное постановление «О порядке переименования улиц, проездов и площадей Москвы», в частности, была создана специальная экспертная комиссия, которая и готовила решения Моссовета по топонимии. В комиссию входили не только чиновники, но и многие учёные, а в этом залог эффективности работы: историки Москвы П.Н. Миллер и М.А. Александровский, директор Коммунального музея знаменитый П.В. Сытин и другие. Но потом долгие годы комиссия ничем подобным не занималась, потому что в стране сформировался авторитарный режим, понеслись все эти названия в честь кого-то. А ведь мемориальные названия не являются традицией дореволюционной топонимии, а являются частью большевизма, который мудрый философ Бердяев называл «эрзац-религией». Дело дошло до того, что, как только умирал какой-то академик, его жена бежала в исполком Моссовета и говорила: «Как же так, вот они есть на карте, а мой?» — и комиссия на полном серьёзе это всё рассматривала. Мемориализация московской топонимии дошла до абсурда и стала нормой и сегодняшней жизни, к сожалению. Карта Москвы превратилась в топонимический пантеон, а это ненормально.

Комиссия ещё раз, как птица Феникс, восстала из пепла в 1960 году, когда Никита Сергеевич Хрущёв решил расширить границы Москвы, и ими стала Московская кольцевая автодорога. И что получилось? Когда юридически частью Москвы стали города Перово, Кунцево, Люблино, Бабушкин, населённые пункты Бирюлёво, Чертаново и т.д., в которых в соответствии с большевицкой идеологемой были свои улицы Советская, Школьная, Рабочая, Профсоюзная, Пионерская, то и вышло так, что одномоментно на карте столицы оказалось много одинаковых топонимов. Комиссии тогда надо было срочно что-то делать, и власть вспомнила, что ведь у нас же есть ученые, и они неплохо поработали: настоящие «патриархи» комиссии по названиям улиц — Г.К. Ефремов, Л.А. Ястржембский, Л.Я. Талалай и др. Они были поставлены перед необходимостью очень быстро устранить эту одноимённость. И тогда были придуманы «кусты» наименований — с мотивацией названий по компасу. На севере Москвы — Беломорская, Онежская улицы, улицы Дежнева и Беринга; на юге — Симферопольский бульвар, Ялтинская, Одесская, Азовская улицы и т.п. Плюс тематические, исторические названия, такие, как Кутузовский проспект, а рядом с ним «куст названий», напоминавших об Отечественной войне 1812 года. Эта была очень хорошая модель.

Важно понимать, что комиссия ни в 20-е, ни в 60-е, ни в 80-е годы, ни сейчас не имеет права переименовывать, давать название — это делают власти. Комиссия только осуществляет экспертизу и даёт рекомендации.

Ещё одним важнейшим фактором активного внимания к теме была деятельность Советского фонда культуры, который тогда возглавлял академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв, ставший идейным вдохновителем общественного движения за возвращение исторических названий.

И таким образом соединились три начала: научное, политическое и общественное.

- Какое событие стало отправным? Когда стало понятно, что процесс возвращения названий неизбежен?

- В 1989 году в Советском фонде культуры была организована конференция «Исторические названия — памятники культуры». Я был её учёным секретарём. На неё приехали учёные-топонимисты — представители всех пятнадцати республик Советского Союза. Я считаю, что это был переломный момент, потому что, в частности, была разработана идея «Красной книги». То есть Д.С. Лихачёв вместе со своими единомышленниками-учёными ввёл в оборот понятие исторического названия как памятника. Мы должны были составить список названий, которые будут занесены в Красную книгу и ни при каких условиях не должны заменяться в Москве (Арбат, Лубянка, Тверская ул., Столешников пер., Таганская пл. и т.д.). Идея Лихачёва состояла и в том, что Красная книга Москвы станет модельной — и в других городах будут созданы свои Красные книги.

Конференция приняла однозначное решение, что надо восстанавливать исторические названия. В этом соединились научный подход и то, что народ не слишком хотел жить в советском музее, окружённым советскими названиями. Хотя многое осталось.

- Когда поднялась тема возвращения исторического названия Ленинграду?

- К 1990 году политические процессы пошли семимильными шагами. И одним из самых мощных инструментов, указывающих на смену курса, думаю, было возвращение исторического названия Ленинграду.

После конференции в 1989 году было принято решение вернуть исторические названия городам — например, Калинину (Тверь), Куйбышеву (Самара), Загорску (Сергиев Посад) и др. Но и до сих пор совсем не все названия восстановлены — как, скажем, Киров (Вятка), Ульяновск (Симбирск), Советск (Тильзит), Калининград (Кенигсберг) и т.д. Возглавлял этот список в Красной книге городов, конечно же, Санкт-Петербург, затем шёл Нижний Новгород.

- Расскажите, кто придумал идею табличек с упоминанием всех названий?

- В конце 80-х—начале 90-х годов, когда нам не давали возможности возвращать исторические названия, мы приняли решение не терять времени и заниматься просветительской работой — развешивать таблички с историческими названиями.

- А как вы сейчас оцениваете роль общества в процессе возвращения имён?

- Важно, чтобы люди поддерживали эту идею, но общественное мнение не должно быть главным и решающим. Я в этом уверен, и чем дальше мы идем, тем больше я убеждаюсь в справедливости этого тезиса.

Не стоит решать такие вопросы на площади бюллетенем, не стоит лишний раз опрокидывать политику в географию, и как мы делегируем врачам право лечить людей, а реставраторам — иконы, так же и здесь надо дать специалистам-учёным право заниматься географическими названиями, проводить важную экспертную работу.

- Назовите наиболее яркие примеры первых возвращений исторических названий.

- В 1986 году улице Остоженке вернули историческое название. Это было одно из первых возвращений. В 80-е годы было три-четыре возвращения. Рождественка вместо улицы Жданова. В этом приняли активное участие историк Юрий Афанасьев и писатель Юрий Карякин. Ни Карякин, ни Афанасьев не были топонимистами — они выступали за свержение с исторического постамента мрачной личности Жданова, но к этой же идее пришли и учёные, которые считали, что Рождественка — это хороший исторический памятник географии Москвы.

Ещё пример. Возвращение названия Зубовской площади. Она потеряла свое историческое название и была названа площадью Шолохова в 1985 году. Покаржевский, будучи секретарём комиссии, в ответ на мой недоумённый вопрос говорил: «Вы не поняли нашей гениальной задумки!» — и показывает мне на карте: «Вот видите, здесь Лев Толстой, здесь, наверху, — Маяковский, и мы решили соединить площадь Маяковского и улицу Льва Толстого — Шолоховым! Здорово?!». Вот таков был уровень научной компетенции фактически руководителя комиссии при Промыслове.

- На какое время пришёлся пик переименований — возвращений исторических названий?

- Были точечные переименования, а были пакетные. Пик пришёлся на 1990—1993 годы.

- На основании какого законодательного акта проводилась работа по переименованиям?

- Закон города Москвы от 8 октября 1997 года № 40-70 «О наименовании территориальных единиц, улиц и станций метрополитена». Это было очень важно ещё и потому, что Москва послужила всем примером. Мы закон разработали, Московская городская дума его приняла, и дальше этот закон стал моделью для других городов России. Даже в небольшом городе Выкса Нижегородской области есть теперь свой топонимический закон по аналогии с московским.

- Какие позиции этого закона вы считаете наиболее важными?

- Кто, как и на основании чего должен производить наименование географического объекта, станции метро и территориальной единицы. Какие требования предъявляются к названию (в том числе краткость, удобство, связь с историей); в каких случаях можно производить замену названия.

- А были случаи, когда историческое название так и не было возвращено?

- Немалое количество. Например, Прогонная улица в ВАО, в Преображенском. Этот топоним — памятник истории Москвы. Но в 1925 году улицу переименовали в честь террориста Халтурина из «Народной воли». Да и пресловутыми улицами Восьмого Марта пора бы заняться, как 3-й улицей Августа Бебеля, бывшим Церковным переулком. До сих пор не переименована станция метро «Библиотека имени Ленина», тогда как главная библиотека страны уже с января 1992 года (22 года!) называется Российская государственная библиотека. И никакого Ленина! А название станции метро должно соответствовать названию наземного объекта — так гласит упомянутый мной закон № 40-70! Таких противоречий с законом очень много.

Или, например, город, который я очень люблю, — Старая Русса (Новгородская область); в романе Достоевского «Братья Карамазовы» она стала прототипом Скотопригоньевска. В городе чуть больше 200 названий улиц. Но до сих пор там восстановлено название только одной улицы — Георгиевская, по древнему храму. Город древнее Москвы — а в нём в центре до сих пор и улица Ленина, и Маркса, и Энгельса, и Клары Цеткин, и Свердлова, и пр. А в следующем году ему предстоит официально отмечать тысячелетие…

Знаете, что писал Константин Паустовский? Эти слова писателя, помню, очень нравились академику Д.С. Лихачёву: «Названия — это народное поэтическое оформление страны. Они говорят о характере народа, его истории, его склонностях и особенностях быта. Названия нужно уважать. Меняя их в случае крайней необходимости, следует делать это грамотно, со знанием страны и с любовью к ней. В противном случае названия превращаются в словесный мусор, рассадник дурного вкуса и обличают невежество тех, кто их придумывает».